Сказки и истории - Страница 5

В одухотворении образов своих героев Андерсен поступает как тонкий «физиономист», за внешними чертами какого-нибудь цветка, букашки, предмета домашнего обихода угадывающий его внутреннюю душевную сущность и черты его биографии.

Казалось бы, что привлекательного и интересного в поношенном крахмальном воротничке, отданном в стирку? Но крахмальный воротничок сопровождал своего ветреного хозяина во всех его приключениях, следовательно, ему при желании есть чем похвастаться. А его знакомство с дамской подвязкой, одновременно и кокетливой, и застенчивой, и скрытной, как бы само собой наводит на игривые мысли.

А сколько приключений переживает воротничок, уже расставшись со своим хозяином! И притом ведь это действительно «его» приключения, которые ни с кем больше не могли произойти. Ведь его действительно стирают, крахмалят (после чего он входит в прежнюю силу — слово Stivelse по-датски означает крепость, силу и одновременно крахмал, накрахмаленность), а затем гладят (тут еще одна любовная история — с мадемуазель Утюжок, но эта барышня так обожгла его при первом знакомстве, что проделала в нем дыру, и ему пришлось поспешно отступить).

А ножницы, задача которых срезать нитки у обтрепанного воротничка? Здесь уже для Андерсена существенно не то, что они делают, а внешний вид ножниц, наводящий на ассоциации с грациозной и в то же время язвительной балериночкой, способной нанести поклоннику столько неисцелимых ран!

История стирки воротничка — это история взлетов и падений, надежд и разочарований. Чем дальше, тем прочнее однажды установленные связи закрепляются за героями, и мы с увлечением следим за тем виртуозным мастерством, с каким автор продолжает развивать намеченные им характеры и развертывать свой сюжет.

Взять хотя бы подвязку. Что с ней сталось? Просто исчезла из нашего поля зрения? Нет, оказывается, уже на склоне лет воротничок хвастает, что несчастная влюбленная бросилась из-за него в ушат с мыльной водой! Факты изложены точно — добавлено лишь психологическое «из-за него»!

Так снова и снова обеспечивается двойной сюжет, двойной, иногда даже тройной ряд сюжетных мотивировок.

И мы не только следим за приключениями воротничка, но и послушно прослеживаем вторую — человеческую — линию развития, которая постоянно, многими способами, сохраняется и обновляется автором, — иногда отдельными, само собой понятными сюжетными ходами, иногда с помощью лексики, поскольку то или иное слово своим двойным значением обеспечивает такое сложное восприятие.

И если мы постараемся повнимательнее сравнить все эти андерсеновские сказочные сюжеты, то увидим, что история льна, бабочки, оловянного солдатика — это все одна и та же история человеческой жизни, воплощенная в предельно конкретных и предельно индивидуализированных образах-характерах.

Здесь, правда, могут быть и различные вариации. Гадкий утенок достиг полноты счастья, а бабочка, а воротничок, а оловянный солдатик замерзли, сгорели, расплавились. Но все это одна и та же алгебраическая формула, только в различном буквенном выражении.

В своем бесконечном разнообразии Андерсен, можно сказать, одновременно и схематичен, он принципиально не доходит до сложных психологических глубин, лежащих не в вариациях сюжетной схемы, а в подробностях, в душевном их наполнении. Если бы это было иначе, сказка Андерсена, эта коротенькая история человеческой жизни, переросла бы в роман, в эпическое полотно.

3. СКАЗКИ-ПОВЕСТИ

К более углубленному изображению человеческой жизни Андерсен переходит внутри самого жанра сказки. Наряду с маленькими забавными историйками, в которых человеческая жизнь присутствует лишь в качестве обобщающей схемы, притом часто с юмористическим или социально-критическим оттенком, Андерсен уже в ранние годы творчества и позднее создает более обширные и психологические сказки-повести, среди которых наиболее замечательны «Русалочка» (1837), «Снежная королева» (1846), «Иб и Кристиночка» (1855), «Ледяная дева» (1861). Чаще всего эти сказки-повести посвящены истории молодого человека или девушки, начиная с дней раннего детства, за которыми следуют первые жизненные испытания и первая любовь. Но Андерсен строго судит о чувствах, он не прощает легкомыслия и тщеславия, и поэтому для его героев ранняя юношеская любовь есть главная и основная, покидающая их вместе с жизнью.

В первой из названных нами сказок-повестей, в «Русалочке», речь идет о любви фантастического существа к человеку. Но это лишь внешняя оболочка фабулы. На самом деле здесь рассказывается о бескорыстной, самоотверженной, все затмевающей, хотя и безответной, именно человеческой и человечной любви.

И здесь также реально-человеческое и фантастическое сливаются до полного правдоподобия, при этом иной раз они, невзирая на трагический обертон, вызывают юмористический эффект. Так, русалочка, дочь морского царя, рано лишилась матери, и «хозяйство ведет» на дне морском ее бабушка, «женщина умная, но очень гордая своим родом: она носила на хвосте целую дюжину устриц, тогда как вельможи имели право носить всего-навсего шесть».

Однако остроумное сплетение двух планов — реального и фантастического — уже не является в сказках-повестях самоцелью, как это мы наблюдали в «Счастливом семействе», в «Женихе и невесте» и в других сказках-шутках, где человеческая история выступала лишь как известная, легко узнаваемая схема.

Здесь, в «Русалочке», это скрещение двух планов, эти хитроумные многозначительные подробности становятся средством, ведущим к совсем иной, более глубокой цели — к раскрытию трагедии безответной любви.